Деревня Любки Вилейского района – это несколько десятков ярких домов, тесно прижатых друг к другу: жёлтые чередуются с зелёными, синими, под окнами растут розовые хризантемы. Ольга Трубач проехала автостопом Исландию, Грузию, взобралась не на одну гору, чтобы понять: деревня прадеда – это место, куда тянет всей душой. Несколько лет назад она предложила близким: “Давайце адрамантуем хату Міхалюка. Хай там будзе жыццё”. И дом стал меняться. Тот самый, который дед Михалюк построил после возвращения в родные Любки из Чикаго.
Ольга Трубач переступает порог деревенского двора и будто запускает жизнь в замершие декорации. Скрипит тяжёлая синяя дверь, на плите "разрывается" чайник, со двора в дом врываются запахи улицы. Девушка достаёт из-за шкафа столетний кожух прадеда Михаила Васильевича Кабака.
– Пахне, як з таго свету! – смеётся Оля, примеряя на себя настоящий раритет.
За всем этим с улыбкой и снисхождением “наблюдает” дед Коля (сын прадеда). Его фотография во весь рост приклеена к стенке сарая. Он прилёг на траву и как бы говорит: “Эх, Воля, Воля. Ну і што ты робіш?”
– Ад дзеда я б атрымала дрына, – глаза Оли загораются азартом, любовью и теплотой. – Нават ведаю інтанацыю, з якой бы дзед Коля сказаў: “Навошта ты ўсё павыцягвала? Усё распатроніла!” А бабуля Валя, наадварот, была б рада, што хата жыве, прынімала б ўсіх гасцінна.
Как прадед Оли уехал жить в Чикаго и вернулся в деревню
Сине-зелёный дом с белоснежными окнами был построен в Любках Вилейского района в 1912 году. В этой хате жило не одно поколение: сначала прадед Михаил Васильевич с женой Настулей, затем их сын Коля с супругой Валей.
– Першыя ўспаміны з гэтай хатай звязаны з дзяцінствам. Недзе з 5-6 гадоў бацькі пачалі пакідаць мяне ў Любках на канікулы. Памятаю, як маці з татай прыехалі ў пятніцу, прывезлі лавандавую прыгожую сукенку, суніцы – і мы былі такімі шчаслівымі, – рассказывает Ольга Трубач. В то время она вместе с родителями и сёстрами жила в другой деревне за 40 км от Любак. – А яшчэ ўрэзалася ў памяць, як нас, дзяцей, дзед Коля, калі калолі кабана, пасадзіў у хату, завесіў фіранкі і прыказаў: “Не глядзець!” А нам жа так было цікава!
Оля снимает с плиты чайник, который пыхтит и разрывается, заваривает горячий чай, и мы идём к огромному дубу прямо за домом. Это дерево видело, как по двору расхаживал прадед Михалюк, потом дед Коля, а теперь Оля со своими сёстрами – Ириной и Татьяной.
Прадеда Михаила Васильевича Кабака наша героиня не застала: он умер в 1974 году, прожив 89 лет. Как и принято в деревне, здесь никто не называл друга друга по имени и отчеству, поэтому в Любках его знали как Михалюк, Полюшин (от имени мамы – Поля), Культурный.
Единственная фотография прадеда Михаила Кабака.
– У пачатку XX стагоддзя прадзед спачатку паехаў зарабляць грошы ў Пецярбург, дзе працаваў фурманам. А ўжо адтуль паплыў у Амерыку, у Чыкага. Мой сябар нават знайшоў ў інтэрнэце спіс пасажыраў лайнера 1914 года, сярод іх – білет на карабель у Чыкага на імя Міхаіла Кабака. Высветлілі – гэта не наш Міхалюк, бо ў вёску ён вярнуўся раней, ажаніўся на Настулі, і ў 1912 годзе ў іх нарадзілася дачка, - рассказывает семейную историю Ольга Трубач. – Колькі мы пасля ні пыталі ў родных пра амерыканскае жыццё прадзеда, ніхто нічога не ведаў. Гэта зараз разумееш: трэба было ўсё распытаць, дазнацца, запісаць. А тады гэта было не прынята. Казалі, ён быў вельмі культурным чалавекам, да яго людзі прыходзілі за парадамі, а на Вялікдзень наш Міхалюк апранаў касцюм-тройку і хадзіў так па Любках.Таму і празвалі яго ў вёсцы Культурным.
“Толькі ў вёсцы і ў гарах ўзнікаюць адныя і тыя ж адчуванні: свабоды і нейкай абароны ад знешняга свету”
Слушая про американские приключения прадеда, спрашиваем у Ольги: ловит ли она себя на мысли, как похожа на Михалюка? Девушка автостопом объездила Грузию, Исландию, взбиралась не на одну гору, но спокойствие и утешение тоже нашла в Любках.
Несколько лет назад семья высадила лавандовое поле.
– Ну, канешне! Але ў мяне і іншая думка ёсць: Міхалюк даехаў да Амерыкі, а я – не, – смеётся Оля. – Дарэчы, толькі ў Любках і ў гарах у мяне ўзнікаюць адныя і тыя ж адчуванні: свабоды і нейкай абароны ад знешняга свету. Калі гляджу на дуб каля хаты Міхалюка, уяўляю яго як вобраз нейкай гары – высокай і надзейнай.
Хату прадеда Оли найти легко: прямо на доме висит его огромная фотография, а на разных пристройках – снимки деда Коли, его жены Валентины в молодости, их родных.
Они как бы присматривают за внуками-правнуками и подталкивают узнать семейную историю: чем они жили до того, как стали дедушками и бабушками, что их радовало и огорчало, почему именно эта деревня на окранине леса стала родным местом для многих поколений.
– Тут такая энергія, якой няма нідзе, – говорит Ольга, переступая порог дома. – А гэта хата намоленае месца. Толькі ўявіце, колькі малітваў у гэтых сценах прачыталі мае родныя.
Под подоконником нашли страховку на дом 1930 года
По деревянному дому расползаются солнечные лучи, подсвечивая тканые скатерти, старинную кровать ручной работы, своеобразный шкаф. То, что лучше этого дома места не найти, наша героиня поняла во время путешествия по Грузии. Стоя возле горы Ушба, она отправила родным сообщение: “Давайце адрамантуем хату Міхалюка. Хай там будзе жыццё”. И её все поддержали – родители, сёстры Татьяна и Ирина. А ведь до этого 25 лет хата стояла пустая.
– Калі бабуля Валя захварэла, бацькі забралі яе да сябе ў вёску. Раз на год прыязджалі з ёй у Любкі на пабыўку, ёй было важна вярнуцца да сябе, пабыць у сваёй хаце, – вспоминает Оля. – Быў час, пасля універсітэту, калі я выпала з вясковага жыцця і сюды не завітвала. Але ў Маладзечна, куды перебралася жыць, пачала займацца народнымі танцамі. Можна сказаць, у горадзе знайшла сваю вёску.
В доме Михалюка родные первым делом накрыли крышу, заменили одни деревянные окна на другие. И абсолютно случайно под подоконником обнаружили страховку на польском языке от 1930 года. Тогда Любки входили в состав Польши, с тех пор осталась даже табличка на доме Michał Kabak 52.
Страховка теперь висит в кухне на видном месте.
– Паглядзіце, колькі пластоў шпалер тут было, – девушка достаёт из шкафа своеобразный экспонат: восемь разноцветных обоев, приклееных друг на друга. – Як толькі іх знялі са сцен, бабуля завойкала: “Ай, дзеткі, што ж вы нарабілі!” Мы растлумачылі: брус сам па сабе такі прыгожы!
Как сеновал стал апартаментами в скандинавском стиле
Обстановку в доме решено было вернуть такой, какой была при жизни прадеда Михаила Васильевича: обнажённый брус, “фіранкі” на окнах, красивый рушник в углу, обрамляющий икону, глиняные кувшины на столе, тяжёлые сундуки. Правда, усадьбу коснулись и изменения: поле, где раньше выращивали картошку, засеяли лавандой, появилась баня, а прямо возле дуба – современные апартаменты для гостей.
– Раней гэта была пуня (сеновал), а старэйшая сястра Ірына і яе муж Віця вырашылі перерабіць яе. Хоць ён гісторык па адукацыі, але вельмі добры будаўнік: усё сам зрабіў, – Оля показывает дом в скандинавском стиле.
Он так отличается от хаты Михалюка: есть душ с горячей водой, стиральная машина, холодильник. В старой хате эту функцию выполняет "стопка", где раньше хранились овощи, в сарае напротив в кошах висели пласты сала, в ящиках лежало зерно.
Как выглядят картины на стекле, по которым девушка защитила магистерскую диссертацию?
В Любках Оля нашла и новое увлечение.
– Гэта “відзікі” альбо малюнкі на шкле, – девушка достаёт из шопера стеклянную картину, которая переливается на солнце. Она станет 25-й в её коллекции.
Впервые такой рисунок Оля увидела в заброшенном деревенском доме. Заинтересовалась: а что это? И так увлеклась этой темой, что даже защитила магистерскую диссертацию по картинам на стекле. Говорит, встречала мнения специалистов, мол, такие рисунки ничего не стоят в плане духовных ценностей. Люди на свой лад перерисовывали заграничные открытки или сами придумывали сюжет: тонким пером с чёрной тушью проводили контур, заливали рисунок лаком, а сзади подкладывали фольгу. Так они получались яркими и блестящими. Настоящее украшение скудной деревенской хаты. У Оли другое мнение – эти ”відзікі” стоят того, чтобы белорусы о них узнали больше.
Эту картину по стеклу Оля недавно купила за 30 рублей.
Теперь блестящие картины висят на стенах дома рядом с фотографиями тех, кто когда-то жил в этом доме, смеялся, молился, грустил, надеялся на лучшее.
– На днях уся наша сям`я збярэцца ў Любках на “асяніны”, мясцовыя Дзяды. Кожны год прыязджаем сюды, ідзём на могілкі, а пасля збіраемся ўсе разам за сталом у хаце. Нават не перадаць, якія гэта адчуванні. Вялікі падарунак лёсу – мець такое месца, – говорит Оля, набрасывает на плечи большой тёплый платок бабушки Вали, и мы идём бродить по деревне.
Обсуждаем, как интересно устроен человек: может полмира объехать и где-то там за тысячи километров понять, что дороже бабушкиного дома или дедовой хаты нет ничего.
– Усё пазнаецца ў параўнанні. У падарожжах, на вялікай адлегласці ад хаты, больш разумееш каштоўнасць свайго месца. Свет вялікі, можаш на яго паглядзець, вырасці духоўна, і менавіта там спрацуе нейкі трыгер. І ты вяртаешся ў хату прадзеда.
*Использование и цитирование данной статьи допускается в объеме, не превышающем 20% при наличии гиперссылки. Более 20% - только с разрешения редакции.
