Маленькая деревня Залесье Мядельского района будто погрузилась в осенний сон: на дверях оставшихся домов висят замки, нигде не горит свет, не топятся печки. Одинокие хаты мокнут под дождём. Но стоит ближе подойти к дому бабушки Гени, как на порог выбегает маленький пушистый Тузик, громко лает и тут же бросается в ноги, чтобы его пожалели. "Одичал он, радуется каждому человеку", – улыбается сын женщины, который сегодня приехал навестить маму. Времена, когда в Залесье во всех хатах звучали голоса, остались в прошлом. Теперь в опустевшей деревне живёт только 86-летняя Евгения Никодимовна Садовская и её четвероногий друг Тузик.
Этот материал подготовлен при поддержке интернет-магазина МТС.
– Тузік, сціхні! Усе свае, – бабушка Геня осаждает взглядом пушистую собаку. А та не знает, что делать: то ли радоваться другим людям, то ли выставить их из хаты. В конце концов Тузик успокаивается и по привычке прижимается к хозяйке.
Залесье – это всего лишь одна извилистая улица без названия. Её центр – высокий деревянный крест, украшенный цветами, и пожелтевший клён. К нему прислонилась скамейка, а на самом стволе прибито расписание автолавки – машина приезжает по средам и субботам. Раньше здесь любили собираться местные бабушки, обсуждать последние новости, огород, погоду, кто и сколько собрал клюквы (прямо за домами – лес и болото). Теперь же всё окутано тишиной: дачники разъехались до весны.
– Як памерла мая мама ў 2007 годзе, так я і засталася ў вёсцы адна, – рассказывает Евгения Никодимовна, которую чаще всего зовут бабушка Геня. – Мне тут добра, я тут дома. Нікога не баюся, нікому не падчыняюся. Кожную нядзелю да мяне на машыне прыязджае ксёндз Зміцер Дубовік, вязе ў касцёл у суседнюю вёску Вераб'і, а пасля малебна вяртае дахаты. Просіць: “Нікадзімаўна, зачыняй вароты”. А хто да мяне пойдзець? Каму я трэба? Ці ў мяне грашыма сцены абклеяны? Кажуць, тут мядзведзі ходзяць па лесе. Дык мядзведзь да мяне ў хату не палезе. Мёда няма.
Про поездки родных во Францию и Америку: "Як іх туды чорт данасіў?"
По крыше дома бабушки Гени барабанит дождь, в веранде висит лук, заплетённый в косы, лежат тыквы, сушатся семена календулы. Она переживает: мы приехали в самую непогоду, огород уже весь убран, срезаны цветы. А ей бы хотелось всё показать, рассказать. Но это легко представить, глядя на идеальную чистоту в доме.
Все 86 лет жизни у Евгении Никодимовны связаны с этой деревней. Здесь она родилась, вышла замуж, вырастила троих детей.
– Дзетка, раней у Залессі было так шмат людзей! Пад 80 чалавек недзе. У нас не было вялікіх п'яніц, харошая такая вёсачка, вясёлая. Ва усіх соткі, сады, агароды, трымалі кароў, авечак, коз, – наша собеседница вспоминает лучшие деревенские времена. – А як спявалі! Толькі павячэраем і адразу на вуліцу ідзем, сядзем на лаўцы і спяваем. А ўжо танцы ў хатах ладзілі.
Это сперва может показаться: раз человек родился в маленькой деревне возле леса, то все его представления о мире – это улица с 39 хатами. Но история семьи Никодимовны говорит об обратном. Например, она сама побывала в Риге, по путёвке доярки – в Киеве, Кишинёве, Одессе. Её “цётка Фэлька” вышла замуж за француза, а родной дед Игнась уезжал в Америку.
Евгения Никодимовна вместе с мужем Мечиславом.
– Як іх туды чорт данасіў? Як яны туды даязджалі? – искренне не понимает бабушка Геня.
– Представляете, Игнась должен был плыть в Нью-Йорк на “Титанике”, но в последний момент не успел на корабль. Потом уплыл на другом и восемь лет прожил в Америке, – рассказывает подробности семейной истории Никодим, сын Евгении Никодимовны, который в один день вместе с нами приехал навестить маму.
Как Никодимовна замуж выходила
Сама Никодимовна уже не помнит, сколько классов закончила: то ли пять, то ли шесть, и сразу пошла работать в колхоз. Их семье пришлось нелегко: на войне погиб её отец, а в деревне без мужчины тяжело.
– Мама казала: “Трэба, дзетка, ісці замуж”. І я пайшла за Мечыслава, бо любіла яго. А ён трактарыст, старэйшы за мяне на 10 гадоў. І ўсё выйшла так, як казала мама: “Раней мы людзям кланяліся, а цяпер яны нам”. Каму ўзараць трэба, каму дровы прывезці – усе ішлі да майго мужыка. Адзінае – кароткае жыццё нам з ім выпала, усяго 22 гады разам пражылі, і ён памёр, – бабушка Геня замолкает на этих словах, и её глаза становятся влажными.
И вдруг в абсолютной тишине раздаётся сигнал машины, по улице проехала автолавка. Никодимовна берёт торбу, за ней увязывается Тузик, и они вместе идут к магазину на колёсах.
– Дзетка, дай мне якіх “рачкоў” (конфеты – Прим.), – последняя жительница Залесья протягивает деньги и узнаёт неожиданную новость: её любимый водитель автолавки ушёл на пенсию.
– Надта добры ён чалавек, – вздыхает бабушка. – Калі зімой завея малая, прайду па вуліцы, абыйду хаты. Дык ён прыедзе, пабачыць сляды, пытае: “Чаго хадзіла?” Дык паглядзець, ці ўсё цэлае стаіць. Такі ўжо добры: калі сама не здужаю, усё сам прынясе дахаты.
“Сёння ўсім трэба “кофе в постель”. Ці ж мой мужык прыносіў мне каву?”
На окне в доме бабушки Гени отдёрнута занавеска: вдруг кого на улице увидит. Но бывает так, что днями ни одна машина не проедет, ни один человек не пройдёт. Залесье – деревушка, рядом с которой нет трассы, её окружают лес и поле, сюда мало заглядывают чужаки. Вот и остаётся бабушке Гене смотреть на большую яблоню под окном и косуль, которые приходят к дому.
Дом бабушки Гени.
– Мне не сумна. Тузік побач, мы разам больш чым 10 гадоў. Па пятніцах прыходзіць сацыяльны работнік, дзеці з унукамі прыязджаюць, – говорит Никодимовна.
– А как проходит ваш день? Чем вы занимаетесь? – спрашиваем у бабушки.
– Смотрит телевизор и общается по телефону, да так много, что порой не дозвониться, – смеётся сын Никодим.
– Так, гляджу “Давай поженимся”. Усіх жаню, падбіраю адзін да аднаго і ведаю, хто каго выбярэ. Чаму зараз столькі скасаваных шлюбаў? Сёння ўсім трэба “кофе в постель”. Ці ж мой мужык прыносіў мне каву? Я траіх дзяцей выгадавала. Яму на трактар трэба было ляцець, а мне – іх калыхаць, а яшчэ ж цэлы хлеў скаціны стаяў, за журавінамі трэба было бегчы ў лес. Зараз дзяўчына, калі палюбіла хлопца, дык сама яго цягне за шыю. А даўней жа хлопцы бегалі за дзяўчатамі, – бабушка Геня в шутку называет себя экспертом в любовных делах и с особым интересом обсуждает тему отношений. – Люблю яшчэ суды глядзець. Унукі кажуць: “Бабушка, это неправда. Это шоу”. А якая мне розніца?
Иногда родственникам проще дозвониться в чужую страну, чем в пустое Залесье
– Матулечка, давай грубку запалю, – Никодим растапливает печь, и через несколько минут уже трещат дрова.
Ещё два года назад в это время бабушка Геня могла уйти в лес за грибами и клюквой, но сил всё меньше, да и дети просят так не рисковать. Она, конечно, брала с собой мобильный телефон, правда, так и не научилась им пользоваться. Буквально за несколько дней до нашего приезда вся семья переполошилась: Никодимовна перестала выходить на связь. Оказывается, из-за непогоды старые ветки дерева обрушились на провода, отключилось электричество. Домашний телефон, привязанный к интернету, стал недоступным, снять входящий на мобильный бабушка Геня не смогла. Если бы рядом были соседи, можно было бы попросить кого-нибудь проведать женщину. Но она одна на всё Залесье.
– Ніводнай машыны ці трактара на вуліцы не было, каб да каго падыйсці, – полдня Никодимовна провела без света, когда стало темнеть, зажгла свечу. Её дочка из соседней деревни сразу поняла, что-то не так и позвонила в электросети. Вечером свет включили.
– Родныя ў Амерыку звоняць, у Расію звоняць, а ў Залессе ніяк не дазвоняцца! – женщина искренне удивляется таким метаморфозам. – Так я спужалася пасля гэтага, дзетка. А калі б стала дрэнна, як бы "хуткую" выклікала?
О чём мечтает 86-летняя бабушка Геня
Никодимовна понимает: она последний житель деревни. В Залесье вряд ли поедет молодая семья: здесь только хаты и песчаная дорога. Ни работы, ни магазина, ни административных зданий. Такой аскетический вид вёски только бабушка Геня и может оценить. Спрашиваем, чего ей не хватает в родном Залесье.
Тузик больше 10-ти лет рядом с Никодимовной.
– Нядаўна ў бальніцы падхапіла кавід, вярнулася дамоў і так захацелася сялёдкі. Здаецца, разочак бы ўкусіла і была б здаровая. А сын кажа: “Мама, за 10 хвілін табе прывязу сялёдку”. Сеў на машыну і паехаў у Будслаў. Прывёз рыбу, з'ела з гарачай бульбай і адразу паздаравела, – рассказывает Евгения Никодимовна.
Пока гостим у женщины, за это время ей несколько раз успевают позвонить подруги. Иногда по сорок минут обсуждают прошлую жизнь деревни, своё детство, детей и внуков. Как отмечает бабушка Геня, раньше границы деревни определялись так: “Там, дзе спявае певень, і ёсць вёска”. А в Залесье сейчас ни петухов, ни указателя даже. Только хаты и старые сады возле них.
Хотя Никодимовне не хочется это признавать, но "на зимовку" ей придётся уехать к детям.
– Жыла сабе, жыла, а цяпер трэба уцякаць са сваёй хаты. Страшаць усе, што я тут зусім адна. Хіба б я ўцякала, дзетка? Дык есці зрабіць сабе лянуюся, – улыбается бабушка Геня, но при этом накануне сварила борщ. – Спачатку паеду да аднаго сына ў Мінску, пасля да другога, а калі пацяплее – да дачкі ў суседнюю вёску пераеду. Мне там добра: я адна ў комнатцы, баня свая, туалет у хаце. Зяць мой не п'яніца, не ругач. Дачка ўсё пытае: “Мама, ідзеш за стала есці ці табе прынесці?” Глядзяць мяне добра, але вясной вярнуся ў Залессе. Тут я дома. Адзінае, пра што мару, каб унучка замуж выйшла. Каб я яшчэ пажыла, каб вяселле пабачыла.
*Использование и цитирование данной статьи допускается в объеме, не превышающем 20% при наличии гиперссылки. Более 20% - только с разрешения редакции.
