В 17-18 лет многое воспринимается максимально обостренно. Но что делать, если проблемы первой влюбленности и поисков себя умножаются в разы из-за врожденного уродства? Главный герой пьесы ирландского драматурга Мартина МакДонаха "Калека с острова Инишмаан" пытается найти себе место в забытом богом рыбацком поселке, балансируя между любовью и крестьянской грубостью обывателей. Есть ли у него выход? Ищем ответ в одноименном спектакле Александра Гарцуева, открывающем 30-й сезон Республиканского театра белорусской драматургии.

главный герой возвращение.jpg

Мартина МакДонаха — этакого Квентина Тарантино театрального мира, жесткого правдоруба, не позволяющего сюжету ни на йоту свернуть в романтику или легкомыслие, — любят в белорусском театре. К его пьесам постоянно обращаются современные отечественные режиссеры. Например, Александр Гарцуев считает, что у белорусов и ирландцев много общих черт: "Такой же почти крестьянский народ, не очень богатый, но добрый и хитроватый". Поэтому даже в черной комедии "Калека с острова Инишмаан" (а радужных фарсов у МакДонаха и не найти) художественный руководитель РТБД видит не столько суровые нравы предоставленной на волю ветрам деревеньки, сколько историю о мощи и красивом мире внутри покалеченного тела.

Еще при входе в зал зритель сталкивается с аскетичной сценой, упрятанной в туманы рыбацких сеток. Художник Юрий Соломонов четко передает рациональную атмосферу сурового ирландского острова Инишмаан: мостки, чтобы дойти до лодки, лодка чтобы плыть за рыбой, магазин, где можно продать эту рыбу. Тут нужно выживать, а не витать в облаках.

У этого маленького мирка есть свои четкие правила и распределение ролей. Вот местный сплетник Джонни Пустозвон (Сергей Шимко), которого хлебом не корми, дай что-нибудь выведать и разнести по окрестностям. Тут гром-девица Хелен Чума (Анна Семеняко), уверенная, что лучшая защита — это нападение. Не обойдется без миролюбивых тетушек (Людмила Сидоркевич и Вероника Буслаева), перетирающих в магазине личные истории всех местных жителей. А место сельского дурочка отдано тому самому калеке Билли. Вот только не был бы МакДонах звездным драматургом, если бы история развивалась так просто.

Режиссер-постановщик делает ставку на реализм: костюмы тщательно стилизованы под начало прошлого века, реквизит не выпадает из общей картины, актеры работают в рамках строгого психологизма. И тут сложнее всего исполнителю главной роли. В спектакле РТБД пластика и речь калеки Билли подобны больным ДЦП. Актеру Артему Куреню приходится ходить по тонкому лезвию, чтобы не переборщить с ее достоверностью воспроизведения физической неполноценности. Ему удается держать нерв на пределе, чтобы зритель не только следил за характерной походкой и рваными движениями рук, но и услышал рассуждения страдающего от своего несовершенства человека.

Его изувеченный персонаж не хочет следовать заданным паттернам поведения. При всей размерности жизни он вновь и вновь возвращается к вопросу своего рождения: так его родители утонули или утопились, не смирившись с мыслью о больном новорожденном? В поисках ответа он готов рвануть в Америку, и ради достижения цели не гнушается жестоко обмануть соседа и обидеть тех, кто его все эти годы оберегал и растил. Текст МакДонаха постоянно подкидывает зрителям перевертыши. Тот, кто казался поверхностным глупцом на поверку оказывается героем, спасшим жизнь ребенку. Та, что сквернословила, как сапожник, и в любую минуту была готова разбить о встречную голову куриные яйца, оказывается, способна услышать заветные желания брата и исполнить их. На сцене нет ни одного полностью положительного или отрицательного персонажа, в каждом есть двойственность. И именно в ней — жизненная правдивость.

чума бьет яйца.jpg

При работе с пьесой МакДонаха Александр Гарцуев остается верен себе: он использует текст практически без купюр, превращая плавно перетекающие из одной в другую мизансцены в размашистое повествование. Вслед за пьесой он умело перемежает психологически тяжелые сцены с комедийными. Тут особенно выделяются перепалки Джонни Пустозвона с матерью - ярко работают актеры Татьяна Мархель и Сергей Шимко. И все же режиссер никуда не спешит, позволяя артистам обмениваться долгими паузами, многозначительными проходами и речевыми повторами. В результате заявленные три часа действия могут затягиваться на пару десятков минут, но постоянные зрители РТБД к этому готовы: у худрука театра эти длинноты и степенность стали излюбленным инструментом для погружения публики в атмосферу происходящего.

Эпичность этого размеренного действа поддерживает музыка Дмитрия Фриги. Она придает полудетективной саге голливудский оттенок (не зря главный герой так хочет раствориться в этом Город грез). Залихватские ирландские танцы сменяют практически кинематографические музыкальные зарисовки, а аскетичные голоса музыкальных инструментов приправляют суровость истории лиричностью и надеждой.

финальная сцена.jpg

Надежда — то, что сложно найти у МакДонаха, ведь драматург всегда очень сурово поступает со своими героями, заставляя их испить до конца чашу разочарований и обид. В оригинале пьесы калека Билли уходит в затемнение с окровавленным после приступа туберкулезного кашля платком и осознанием того, что обретенную любовь он прочувствовать не успеет. Александр Гарцуев намеренно добавляет в финале мизансцену, полную добродушного смеха. Его герой, зная о отмереном ему времени, хочет прожить их полноценно, наконец-то не разбивая свое сердце сомнениями.

Анастасия Панкратова

Фото предоставлено театром