Лина Дрейк – фотохудожник из Минска, работы которой поражают, шокируют, приводят в восторг или в ужас… В общем, равнодушных нет. В комментариях под ее постами – настоящее раздолье: от восторгов (“Да это же новый Сальвадор Дали!”) до возмущений – “как вообще можно снимать и выкладывать такую дичь”.
Лина Дрейк, фото Смартпресс
Недавно Лина начала делиться в Инстаграме не только своим видением мира, но и тем, что проживает она сама: расстройство пищевого поведения и восстановление после него, развод и непростые отношения с отцом ребенка… А еще – отсутствие “вселенской любви” к дочери. Реакция аудитории на эту откровенность оказалась даже более бурной, чем на самые эпатажные фотографии: рилсы Лины набирают тысячи просмотров и комментариев.
Почему общество так остро реагирует на тех, кто хоть в чем-то не похож на других, что запустило механизм саморазрушения организма – и помогло его остановить, и главное – как полюбить свою жизнь вопреки обстоятельствам? Об этом – в нашем интервью.
“Меня вдохновляет повседневность: наш город, его дворики, панельки и люди, которые в них живут”
Лина сама уже не может вспомнить момент, когда появился тот самый узнаваемый почерк, что отличает ее от остальных. Видимо, фраза: “Она просто так чувствует” – в этом случае не ирония.
– Я, конечно, влюблена в работы Сальвадора Дали – это бесконечное вдохновение. Мне очень нравится Фрида Кало – сам образ, история жизни. Восхищаюсь Мариной Абрамович и ее перфомансами – это, возможно, именно то, к чему я в будущем хочу прийти…
Но не могу сказать, что какая-то конкретная фигура художника, фотографа повлияла на мое становление. Забавно, но в БГУКИ именно по искусствоведению у меня был минимальный балл – четверка.
Меня скорее вдохновляла повседневность: наш город (я очень люблю Минск), его дворики, панельки и люди, которые в них живут...
Работы Лины
Талант Лины “вписывать необычных персонажей в повседневную рутину” (цитата из ее рилса) первым заметил ее отец:
– Я показывала ему свои фотографии, и папе особенно нравилось, когда в кадре появлялись случайные прохожие. Я говорю: “Да нет, этот человек – он же не нужен тут… Надо кадрировать”. А папа парирует, мол, в этом-то и вся соль – благодаря этому герою фотография получилась особенной, интересной. Я стала присматриваться к таким кадрам, чаще добавлять их в серии работ… И со временем поняла: да, это моё.
Глядя на некоторые работы Лины, трудно поверить, что девушка работает в одиночку – без поддержки команды:
– Я действительно всё делаю одна: и в процессе организации, и во время съемки. Правда, иногда случаются интересные коллаборации. Например, однажды мне написали ребята из экспериментального театра и предложили выбрать для работы любые костюмы из тех, что у них есть. Так появилась футуристическая серия “Ну, привет, земляне” – я раньше ничего подобного не снимала.
За этой съемкой стоит не только моя идея, но и огромный труд моделей.
Поразительно, что Лина заранее не продумывает, какими будут кадры. В голове есть концепция, идея – всё остальное рождается в процессе:
– Максимум, что у меня есть – это представление о месте съемки и образе. У меня есть знакомый фотограф, который заранее прорисовывает на бумаге всю серию: что должно получиться, в какой точке и как именно будет стоять модель… Мне такое совсем не подходит, я решаю в моменте. Могу придумать какой-нибудь один кадр заранее – да и то, именно он и не получится.
“Белорусы намного более открытые, позитивные и демократичные, чем можно было бы предположить”
Под фотографиями Лины часто можно прочитать шутку “ее боялась социофобия” – к тому, что у автора нет страха показаться нелепой, услышать в свой адрес что-то нелестное или спровоцировать конфликт со случайными прохожими, ставшими невольными участниками съемки.
Но конфликтов, как оказалось, и не возникает, потому что… Белорусы очень милые!
– За время работы я убедилась, что белорусы намного более открытые, позитивные и демократичные люди, чем можно было бы предположить.
Часто они сами вовлекаются в съемку, идут на контакт и помогают. Например, когда мы делали серию про белорусскую Малефисенту, девочка, которая живет в этом районе, сама предложила показать нам самые интересные уголки. А еще к нам подошла очень трогательная бабушка, протянула деньги за то, что мы “устроили для всех такой праздник, такую красоту”. Нас потом осудили в комментариях за то, что мы взяли эти 5 рублей у бабушки… Но никто не видел, как ей важно было это сделать, отблагодарить нас, побыть причастной к тому, что ее удивило и обрадовало.
Под моими фотографиями и видео коллеги из соседних стран часто пишут: “А как это вообще возможно?”. И делятся своим опытом, где реакция людей, случайно вовлеченных в съемку, была максимально негативной и неадекватной.
А для меня это абсолютно удивительно. Я только раз столкнулась с агрессией со стороны человека, который явно был подшофе. Он схватил меня за руку с криком: “Я вас знаю, я вас видел! Вы журналюги! Снимаете бедных людей!”. Я в этот момент не столько за себя испугалась, сколько за дорогущий объектив, который одолжила на одну съемку у знакомого. Думаю: вот сейчас он грохнется об землю – и я в жизни за него не расплачусь… Пришлось как-то успокаивать гражданина и, улыбаясь, уговаривать меня, “не журналюгу”, отпустить.
Кстати, про деньги. В ответ на вопрос: “Как может себя обеспечить фотохудожник, который создает такие необычные работы?” – Лина смеется:
– Да никак не может! Ну, правда, с этим у нас все очень плохо. Такие съемки, конечно, заказывают гораздо реже, чем классические портретные или свадебные. Да я, если честно, классику и не сниму…
И дело даже не в том, что я “не смогу через себя переступить”. Просто у меня не та техника, не то видение… И главное, я не понимаю: зачем мне делать то, что точно не принесет радости? Скорее всего, люди будут не очень довольны тем, что они увидят… Ну а я совершенно точно буду недовольна совсем.
Остаются творческие съемки, с которых я зарабатываю 100-200 рублей. Иногда – коллаборации с интересными брендами… Ну, и фотосессии на заказ, когда человек хочет что-то в моем стиле. Это стоит порядка 300 рублей.
Но даже здесь я готова отказаться от денег, если понимаю, что человек, на самом-то деле, не готов к такой съемке, и результат будет никаким. Был конфликт, когда подписчик обиделся: “Почему вы не хотите меня снимать? Я же готов заплатить!”. Потому что ни я, ни ты не получим от этого удовольствия (улыбается).
Работы Лины
“90% моих мыслей занимала еда – единственное, что я могла контролировать”
Лина признается, что сегодня легче говорит “нет”, лучше понимает, кто она, и в целом – ощущает себя более сильной, спокойной и счастливой, чем пару лет назад. До событий, которые серьезно поменяли ее жизнь: брак, который закончился разводом еще до рождения ребенка, тяжелая беременность и расстройство пищевого поведения.
– В начале беременности муж сказал, что я стала слишком много есть… Можно было жестко ответить, проигнорировать, но, видимо, сработал какой-то триггер. И я ухватилась за эту мысль: “Да, мне надо похудеть. Все же худеют, и я смогу”.
Скорее всего, это произошло со мной потому, что в тот момент я была крайне уязвима и, как мне казалось, не могла контролировать ни одну из сфер моей жизни, кроме питания. Ситуация была такая: я понимала, что жду ребенка и скоро не смогу, как раньше, совмещать три работы параллельно. Муж денег не зарабатывал и еще умудрялся заимствовать мои: кстати, до сих пор не вернул – надеюсь, копит.
Я понимала, что очень ошиблась с выбором человека, что будущее меня пугает, но ни с кем не могла об этом поговорить. Родители на это ответили бы: “А мы же тебе говорили!” И ведь правда – говорили… Друзья не осудили бы, но признаться стыдно, что ты вот так облажалась. И я замкнулась – на своих тяжелых мыслях и контроле еды, который от этих мыслей отвлекал. Сейчас я думаю, что, возможно, если бы решилась с кем-то поделиться своими чувствами на том этапе, всё могло быть иначе.
А случилось вот что: анорексия (Лина весила 34 кг при росте 164 см), сбившийся гормональный фон, постоянные отеки из-за дефицита белка, сильнейшие боли в животе и социальная изоляция.
Лина до болезни – и на пике РПП
– Общаться с людьми мне было просто некомфортно: во-первых, я не могла находиться с ними в заведениях, где подают еду… Во-вторых, я быстро утомлялась и теряла интерес: 90% моих мыслей занимала еда, я высчитывала даже калорийность мяты в чае, а питалась раз в день – творогом с нарезанным яблоком.
Не помню точного момента, когда я осознала, что это плохо, это болезнь… Но знаю, что очень долго не осознавала масштабов проблемы и, как ни странно, не понимала, что это опасно для моей жизни.
Мне здорово помогло, что в тот период в моей жизни появился друг, который в прошлом страдал от анорексии, лежал с этим диагнозом в больнице… Он, во-первых, через свою историю смог до меня донести, насколько это серьезно. А во-вторых, очень поддержал просто своим присутствием в моей жизни и дружеской поддержкой.
Я постаралась уговорить себя чуть-чуть сместить фокус внимания с еды, чуть меньше обращать внимание на калорийность (раньше я могла тратить часы на изучение этикеток в магазине), увеличивать порции. Честно: не все удается до сих пор. Попробовать что-то новое, съесть больше, чем обычно – это всё равно что взять новый барьер. Но я пытаюсь, и у меня получается.
Сейчас Лина весит 38 кг – на 10 кг меньше комфортного для нее веса
А еще меня очень поддерживают родители (Лина вернулась к ним после развода и рождения дочери – Прим.редакции). Поначалу они просто не понимали, что такое РПП. Вот мама приготовит суп, зовет меня его есть… А я ужасно хочу, но не могу! И у мамы огромные глаза: “Как это? Да ну!” Были моменты, когда чуть ли не насильно заставляли есть – и это было очень тяжело.
Но недавно мы начали говорить о том, что со мной происходит, откровенно – и родители проявили столько понимания, что меня это приятно поразило. Поддерживают во всем: и в моих переживаниях, и в желании поработать с психологом, и в маленьких успехах а-ля “сегодня я добавила к привычному творогу клубнику” или “решилась попробовать новый напиток без подсчета калорийности”... Они радуются, а мне, когда я вижу это, так приятно об этом рассказывать.
“То, что я говорю о дочери, вызывает у людей в Сети особенно сильную ярость”
Лина с благодарностью вспоминает и сотрудников роддома, в котором она рожала дочку Надю:
– У нас, опять же, есть стереотипное восприятие больниц и людей, которые в них работают. Но мне там здорово помогли: заведующая отделением патологии недоношенных (я родила Надю на две недели раньше срока, и она должна была находиться под наблюдением) отнеслась ко мне очень человечно, проявила инициативу, хотя это не входило в ее обязанности.
Она заметила мою проблему, мои отеки – и сказала: “Давай-ка мы с тобой завтра сдадим анализы”. Увидела, что у меня критически низкий уровень белка, очень доступно и, при этом, аккуратно рассказала, как можно попытаться добрать норму, какие продукты нужно попросить, чтобы мне передали родители.
Грубоватой со мной была разве только акушерка, но потом, когда я уже родила, она сама подошла извиниться. Говорит: “Не обижайся, но мне надо было, чтоб ты собралась – и справилась. Может быть, ты чего-то хочешь, что-то тебе принести?”. Говорю: “Да, я хочу есть!”. И она мне в неположенное время что-то на кухне добыла. Хороший человек и, может быть, если бы не ее жесткость в моменте, мне было бы еще труднее родить.
Отношения с маленькой Надей пока даются Лине не просто: она часто рассказывает в рилсах о том, как трудно оказалось не принадлежать самой себе, забыть о полноценном сне, личном времени и пространстве. Откровенно говорит о том, что делает для дочери всё, чтобы та чувствовала себя комфортно, но не может дать ей ту самую “огромную и безусловную” любовь, которую большинство привыкло считать аксиомой:
– То, что я говорю о Наде, вызывает у людей в Сети особенно сильную ярость и желание рассказать, что я ужасная мать и ребенка у меня нужно забрать. Ну или, как минимум, разубедить меня в том, что я чувствую: “Нет, ну видно же по видео, что вы ее очень любите”, “Не обманывайте нас, я вижу, что вы счастливы”, “Нет, ну вы же посмотрите, какая она хорошенькая и миленькая – вы что, не видите?!”
Ты по определению должна любить своего ребенка и пребывать в экстазе с того момента, как он появился. Потому что так нам об этом рассказывали, писали в книгах, показывали в фильмах. И я тоже была уверена, что так и должно быть, ведь все вокруг зачем-то рожают. Еще и не по одному ребенку! Ну, ладно, в первый раз ты не знал, как всё будет – как я, “накосячил” (смеется). Но во второй, в третий? Люди же не мазохисты, значит, что-то в этом есть!
Так я рассуждала до того, как у меня появилась Надя – и теперь я знаю, что ошибалась. Материнство – это очень тяжело и эмоционально, и физически, а безусловная любовь может не появиться сама по себе. При этом я всё равно стараюсь строить с дочкой доверительные отношения и надеюсь, что привязанность и теплота со временем у нас обязательно будут.
Но даже такая простая мысль вызывает гнев у тех, кто с ней не согласен… Почему? Возможно, мои рассуждения как будто “обесценивают” их опыт и жертвы. Либо же, подсознательно, они видят в моей истории что-то похожее – то, что их гложет, но признаться в этом они не могут ни себе, ни другим…
Но при этом, наравне с хейтом, в директе очень много теплой обратной связи и по поводу моих рилсов про Надю, и, особенно, про РПП. Люди пишут, что я помогаю им своими историями. И меня это греет: вроде бы ничего для них не делаю, но, оказывается, даю поддержку.
Кто-то видит в моем опыте что-то важное, созвучное, понимает, что он не один – и ему становится немного легче. А кто-то утешает меня, когда пишет, что уже пережил такой опыт – и справился. Я даже захожу в аккаунт, чтобы полистать фото и проверить: “А не врешь ли ты мне, подруга?” (смеется). И, хотя по витрине Инстаграма сложно судить о реальности, действительно кажется, что у людей всё славно, всё хорошо. Это очень радует и помогает поверить в то, что и я – справлюсь.
Автор: Алина Максимова, фото: Смартпресс
*Использование и цитирование данной статьи допускается в объеме, не превышающем 20% при наличии гиперссылки. Более 20% – только с разрешения редакции.
